Эдгар Берроуз - Красный Ястреб [The Red Hawk]
Мы встретились на огромной скорости, и когда мы сблизились, я понял тактику, которую новый противник собирался применить, чтобы уничтожить меня. Он пытался использовать прием, который, казалось, никогда не мог зародиться в этом низколобом создании. Он направил свою лошадь прямо перед Красной Молнией в надежде встретиться со мной и перевернуть моего коня, что было вполне возможно из-за разности в весе. И он наверняка победил, бы встреться мы лоб в лоб, но все вышло по-другому.
Мои поводья лежали на шее Красной Молнии. Легким толчком левого колена я послал своего жеребца направо и перебросил копье в левую руку, и когда мы встретились, калкар был беспомощен, потому что не ожидал моей атаки слева, а его тяжелая лошадь не могла сравниться проворством с Красной Молнией. Поэтому я достиг цели и избавил человека от страданий — страданий быть таким примитивным существом, как калкар.
Мое копье вошло ему в горло, но я не собирался ломать второе копье, потому что увидел скачущих ко мне двоих новых врагов. Сделанное из твердого дерева оружие прошло через плоть, и этот тип рухнул на спину в дорожную пыль.
Между мной и гигантом, уже потерявшимся из виду и уносящим Бетельду прочь, находящимся где-то ниже в каньоне, было всего четыре калкара. Я не знал, какая судьба ее ждет и куда ее увозят. Четверка растянулась по дороге в нерешительности, следовать ли за Рабаном или подождать и попытаться справиться со мной. Видимо, они надеялись, что я пойму ничтожность своих усилий против их превосходящего числа, но когда они увидели, что я опустил копье и направился к ближайшему из них, они, наверное, поняли, что меня так не остановишь, и я должен быть побежден и уничтожен.
К счастью для меня их разделяло некоторое расстояние, и мне не пришлось сражаться со всеми одновременно. Ближайший, поощренный криком приближающегося приятеля, выхватил копье и проехал полдороги навстречу мне, но, думаю, большая часть его энтузиазма была потеряна, когда он подумал о судьбе, постигшей тех, которые пытались использовать свои куцые знания против меня; кроме того, он явно не горел желанием атаковать, потому что, скорее, напоминал глупый бессмысленный булыжник, катящийся с горы, чем нормальное существо с нервами и мозгом, направляемое патриотизмом и честью.
Бедный глупец! Через мгновение мир стал немного лучше, потому что в нем стало на одного калкара меньше, но это стоило мне еще одного копья и колотой раны на предплечье, и оставило меня против троих приятелей, которые находились так близко, что не было времени поднять копье, выпавшее из безжизненных пальцев врага.
Оставалось надеяться только на меч. Выхватив его, я встретил следующего врага только клинком против его длинного копья; но я отбил острие, парировал выпад и, когда калкар приблизился, разрубил его от плеча до центра груди.
Это все произошло, казалось, в одно мгновение, но оставшиеся двое тут же налетели на меня. Я вовремя отклонился, чтобы уйти от копья переднего, но тут ужасный удар в голову свалил меня, и это последнее, что я помню из происходящего.
Когда я снова открыл глаза, я ехал на лошади, привязанный к седлу, лежа на животе. Перед моим ограниченным взором все время была пыль дороги и четыре монотонно двигающихся серых лохматых ноги. Значит, я был не на Красной Молнии.
Я только-только пришел в сознание, когда лошадь, везущая меня остановилась, и два сняли с меня веревки. Развязав узлы, они бесцеремонно сбросили меня на землю, а когда я встал, они, казалось, были удивлены, что я в сознании.
— Грязный янк! — воскликнул один из них и ударил меня по лицу открытой рукой.
Его приятель перехватил его руку.
— Успокойся, Тав, — сказал он. — Он отлично сражался против такого количества. — Человек, говоривший эти слова, был моего роста и вполне мог сойти за чистокровного янка, хотя в то время я думал, что он был полукровкой.
Второй выказал свое раздражение.
— Грязный янк, — повторил он. — Держи его здесь, Оконнор, пока я найду Рабана и узнаю, что делать с этим. — Он повернулся и оставил нас вдвоем.
Мы стояли у подножия низкого холма, вокруг которого росли огромные старые деревья, и я залюбовался ими. Здесь были ели, кипарис, тополь, сикомора и акация, которые я узнал, и множество других, каких я никогда не видел. Между деревьями росли цветущие кустарники. Там, где земля была открыта, ее покрывали цветы — бесчисленные вариации всех оттенков; здесь были бассейны, заполненные лилиями, бесчисленное множество птиц и бабочек. Я никогда не видел места такой чудесной красоты.
Сквозь деревья виднелись руины каменного вигвама древних, расположенные на вершине низкого холма. Именно к этому разрушенному строению направился Тав, покинув нас.
— Что это за место? — спросил я человека, охраняющего меня. Мое любопытство победило естественную неприязнь к разговорам.
— Это вигвам Рабана, — ответил он. — До недавнего времени это был дом Ор-тиса, Джемадара — настоящего Ор-тиса. Фальшивый Ор-тис расположился в больших вигвамах в Столице. Он давным-давно уже не был в этой долине.
— А кто такой Рабан? — спросил я.
— Он — великий разбойник. Он накидывается на все, что видит и неудивительно, что он вселяет ужас в сердца нас всех, кто слышали о нем, потому что он делает так, как хочет, причем, с легкостью. Говорят, он ест человеческую плоть, но я не видел этого — я был с ним слишком короткое время. После убийства правдивого Ор-тиса я присоединился к нему, потому что он нападает на калкаров.
Он жил долго в восточной части долины, где нападал на проезжающих в Столицу, и тогда он не грабил и не убивал людей в долине; но со смертью Ор-тиса он пришел и занял его место, и сейчас он нападает на моих людей так же, как и на калкаров, но я остаюсь с ним, потому что мне приходится выбирать — служить ли ему или калкарам.
— Ты не калкар? — спросил я. И я мог поверить в это, потому что у него было прекрасное старинное Американское имя Оконнор.
— Я — янк. А ты?
— Я — Джулиан 20-й. Красный Ястреб, — ответил я.
Он вскинул брови.
— Я слышал о тебе за последние несколько дней, — сказал он. — Твои люди крепко сражаются на краю Столицы, но они будут отброшены назад — калкаров слишком много. Рабан будет рад тебе, если истории, рассказываемые о нем — правда. Одна из них гласит, что он поедает сердца храбрых воинов, которым не повезло и которые попали в его руки.
Я улыбнулся.
— Что это за существо? — спросил я снова. — Кто породил такое чудовище?
— Он — единственный калкар, — ответил Оконнор. — Но намного больший, чем любой из них. Он был рожден в Столице у обычных родителей калкаров и говорят, что с детства унаследовал жажду крови, которая увеличилась по мере истечения лет. Он гордится своим первым убийством — убийством родной матери, когда ему было десять лет.
